Анонс декабрьского номера журнала «Вокруг ЖэКа»

В какую эпоху мы с вами живем в культурном смысле? Сравнимы ли современные творцы со своими великими предшественниками? В чем своеобразие русских художников сегодня? Что следует понимать под самими этими терминами – культура и искусство? Об этом и многом другом рассказывает гостья нашей рубрики «Главная тема», доктор искусствоведения, директор ФГНИУ Государственный институт искусствознания Министерства культуры РФ Наталия Сиповская.

– Наталия Владимировна, почему вы решили связать свою жизнь с искусством? 
– Мои родители, работавшие в военно-промышленном комплексе, довольно часто переезжали. Много времени мне довелось провести у своей двоюродной бабушки Олимпиады Сергеевны в Санкт-Петербурге. Ее семья была тесно связана с Эрмитажем, в котором мне довелось не только часто бывать, но и узнать многих сейчас уже легендарных его сотрудников. Меня там откровенно баловали. Так уж получилось, что самые счастливые моменты моего детства были связаны именно с искусством. Я готовилась поступать на мехмат МГУ, но узнав, что на историческом факультете есть кафедры по истории искусства, поступила туда.
– Как дальше складывалась ваша биография? 
– После окончания отделения истории и теории искусства исторического факультета МГУ получила распределение в музей-усадьбу Кусково, которая с конца 1930-х годов приютила Государственный музей керамики. Диплом мой был по фарфору, и распределение вполне совпадало с его темой. Проработав там четыре года, я поступила в очную аспирантуру Института искусствознания. И с той поры работаю здесь, как недавно подсчитали, уже 36 лет.

«Фарфор для XVIII века – как пластмасса для 1960-х»

– То есть вашей искусствоведческой специальностью стал фарфор. Чем он вас так привлек?

– Не просто фарфор, а фарфор в XVIII веке. Для этого времени этот материал стал квинтэссенцией эстетики времени. Как пластмасса для 1960-х. Помните, тогда, в эпоху увлечения современным дизайном, из пластиковых масс норовили сделать все. Так же, как в XVIII веке из фарфора. И так же, как пластмасса, фарфор для Европы, в отличие от традиционной керамики, стал искусственным, изобретенным материалом. В Старом свете нет месторождений «фарфорового камня», как в Китае, на родине фарфора, поэтому состав плавня для фарфоровой массы пришлось действительно изобретать. Не случайно знатока, владевшего секретом фарфоровой массы, называли как алхимика – арканистом. Сейчас трудно представить масштабы увлечения фарфором в ту пору. Достаточно сказать, что правитель Саксонии Август Сильный отправил королю Пруссии Фридриху I полк из шестисот драгун в обмен на 152 фарфоровые вазы, причем страны на эту пору были в состоянии войны друг с другом. Так что заведение в 1708 году в Мейсене первой в Европе фарфоровой фабрики многие связывают со стараниями саксонских вельмож, желавших уберечь страну от полного разорения. Россия тоже не стояла в стороне. Невская порцелиновая мануфактура, учрежденная в 1744 году, была третьей европейской фабрикой по производству твердого фарфора. Не буду повторяться, иначе интервью закончится на этом вопросе (а книгу об этом я уже написала), и ограничусь лишь тем, что очень многие процессы культуры XVIII века можно понять через фарфор. Здесь и любовь столетия Просвещения к изобретательности, к изысканности и утонченности, и впервые проявившееся увлечение тем, что мы сейчас называем оформлением быта. Не украшением замков и дворцов, а именно обустройством житейского обихода в них.

«Культура – это очень широкое понятие»

– Как соотносятся между собой понятия «искусство» и «культура» – что из них первично, а что вторично?

– Культура – это очень широкое понятие, недаром сам термин восходит к изначальной форме оседлой человеческой деятельности – агрокультуре. Оно включает все, что связано с человеком, – от житейских устоев до производства и науки. Культура – это взращивание, наследие, наследование. Это совокупность образа жизни, традиций, ценностей и норм в определенной социальной группе на определенном этапе. Каждый раз, когда это понятие сужают до художественной культуры, мне становится не по себе. В античные времена мир по человеческому подобию делился на три составляющие: хиле (материя), псише/психея (душа) и пневма (дух). И поскольку человек есть животное социальное, каждой из этих сфер соответствовала обобщающая человеческий опыт сфера приложения: хилее – всё, что связано с продуктивной и рациональной деятельностью (наука в том числе); пневма – религия и духовные практики, псише – искусство, обобщающее практики чувственного познания мира. Культура – она про всё это. А искусство – всего лишь одна область деятельности, но связанная с самой сокровенной человеческой стороной – психологическим опытом, выраженным через творчество.

Конечно, культура и искусство – взаимосвязанные области. Но если искусствовед отвечает на вопрос «как?», то культуролог спрашивает: «зачем?». Искусство много уже, но глубже. Если культурология исследует вширь, то искусствоведение отвечает за гораздо более тонкие материи. Но при этом прочнее стоит на ногах. Искусствоведение невозможно без досконального знания факта – самого предмета и контекстов его создания. Культурология может себе позволить умозрительность, хотя, на мой взгляд, культурологические построения без знания «матчасти» часто оборачиваются полной катастрофой и иллюзией знаний.

«Мы наблюдаем, как дождь бьет по воде»

– Обозревая прошлые столетия, культурологи и искусство­веды выделяют эпохи преобладания тех или иных стилей и направлений в формах человеческого самовыражения. В эпоху какого искусства живем мы?

– Мы давно живем в сложной, многополярной, мультикультурной эпохе. Это даже не постмодерн. Мир и понятие времени кардинальным образом изменились. Если раньше все процессы описывались Гегелевской спиралью – постоянное наращивание опыта по кольцеобразной восходящей, то сейчас мы наблюдаем нечто, похожее на то, как дождь бьет по воде. Многоцентричное, живое и «дребезжащее» креативное пространство, где все происходит здесь и сейчас.

– Наблюдались ли такие периоды в истории раньше?

– Ни одна эпоха не повторяет другую. Все они разнятся между собой, и суть различий сводится к ответам на три базисных вопроса: «Что есть жизнь, что есть смерть?», «Что есть время, что есть пространство?» и «Есть ли Бог, и что он есть?». Все остальное – это производные. Сейчас мы живем в эпоху, где эти вопросы перестали требовать однозначного ответа. Каждый из них изначально подразумевает множество интерпретаций, что отрицает существование целостной картины мира. В философии это называют деструкцией. И от этого рождается вибрирующая и интересная система, которая очень продуктивна для искусства. И в то же время – опасна, поскольку любая деятельность требует правил игры, очерченных границ.

В рубрике «А как у них?» читатели номера узнают об уникальности Астаны в статье Андрея Пучкова. В чём же заключается особенность этого города? Автор публикации поясняет: «… Фактически это единственный город, которому после распада СССР выпал шанс превратиться из малозначимой точки на карте в один из самых перспективных столичных мегаполисов-миллионников. Более того, над планом его развития не один год трудилась лучшая архитектурная команда конца XX века под руководством Киши Курокавы, а некоторые ключевые здания возводили звезды первой величины в области архитектуры – Норман Фостер, Манфреди Николетти, Адриан Смит, Гордон Гил и многие другие.

Редко бывает, когда в одном месте единовременно сходятся огромные политические амбиции, серьезные финансовые возможности и мощный творческий порыв тысяч людей, вдохновленных одной общей целью – построить чудо-город, который стал бы точкой объединения Востока с Западом и Севера с Югом. Вокруг этого мегапроекта были сконцентрированы практически все строительные и финансовые возможности молодой республики. Каждый его элемент проходил через серьезную экспертизу и утверждался на самом верху политической пирамиды. Особую роль в этом процессе отводилась мощной информационной и PR-кампании. О новой столице снимались фильмы, слагались песни, к обсуждению деталей проекта постоянно приглашались мировые знаменитости.

Дело дошло до того, что уже в 1999 году, буквально через два года после того как Астана была официально объявлена новой столицей Казахстана, ЮНЕСКО присудило ей почетное звание «Город мира». Примечательно, что в тот момент архитектурное бюро японского архитектора Киши Куракавы только-только приступило к разработке генерального плана Астаны, который был официально утвержден только в 2001-м.

На месте казачьей заставы

История этого места берет свой отсчет с 1830 года, когда здесь впервые была основана казачья застава, ставшая позже станицей Акмолинской. Место было удобное: рядом речка Ишим – пусть небольшая, до ближайшего крупного русского города – Омска – по прямой 420 верст, а это чуть больше суток пути на обычной почтовой карете. Городок очень быстро стал ключевым пунктом на торговом маршруте из Сибири в Среднюю Азию. Свое важное значение Акмолинск подтвердил и во время Великой Отечественной войны, став транспортным хабом, через который шла эвакуация беженцев и поставки стратегически важных ресурсов для фронта.

Но все же наибольшую известность этот город получил в конце 50-х годов прошлого века. Именно туда по комсомольским путевкам свозились со всей страны тысячи юношей и девушек, которым предстояло вспахать и засеять зерном местные бескрайние степи». Подробно ознакомиться с публикацией можно здесь.

Не может не привлечь читателей российско-китайское сотрудничество в гуманитарной области. В статье «Чистый город» по-китайски» рассказывается, как в игровой форме осваивается иностранный язык и познается новое о стране соседе. В основе – игра «ЖэКа».

Виктор Кудинов открывает секрет, как выбрать хорошие окна.

Новую жизнь дала легенда о вавилонской башне в этом стремительно меняющемся мире. О рекордах в строительстве высоток читатели узнают в публикации Андрея Пучкова в рубрике «Это интересно».

Впрочем, весь предновогодний номер насыщен полезной и интересной информацией https://vokrugjeka.ru/2024/12/.

                                                                 Обзор подготовлен редакцией сайта